Птица с перебитыми крыльями - Левон Восканович Адян
— Полно тебе языком молоть, дай ребёнку поесть.
— А я что, мешаю? Пусть ест на здоровье. Мы беседуем. Стол накрывают не для того, чтобы ни о чём, помимо еды, не думать, — растолковал отец. — Застолье — и для беседы. Что-то скажешь и что-то услышишь, чему-то научишь, а чему-то научишься. Едят все на свете — и лошадь, и корова, тем человек и отличается от скотины, что дан ему разум. И мысль, и речь, и умение слушать. И ещё он памятью наделён. А без этого он та же скотина. Бога ради, не мешай, не то как встану… — наигранно пригрозил отец.
— Услышал бы кто сторонний, решил бы — зверь-мужик, — засмеялась мама, с любовью глядя на отца. — А ведь сроду пальцем меня не тронул и слова худого не сказал.
— С чего бы мне буянить и браниться, — миролюбиво подтвердил отец, с улыбкой глядя на мать. — Ты же моя любимая понятливая жена и верный мой друг в любую пору, счастливую или тяжкую.
Польщённая мама с глубоким восхищением и нежностью посмотрела на отца, после перевела взгляд на меня и смущённо улыбнулась.
— Из признанных армянских писателей я видела только Сильву Капутикян — лет около тридцати назад, у нас в школе. Молодая, красивая. А как она говорила, как читала стихи! У нас прямо мурашки по спине побежали. Она стала первым армянским писателем после Исаакяна, приехавшим в Карабах. Исаакяна в сорок восьмом отвратительно приняли. Секретарь обкома Тигран Григорян, ишак ишаком, спросил: «У вас есть разрешение на посещение Карабаха?» Армянин, секретарь армянского обкома задаёт подобный вопрос великому армянскому поэту…
Отец налил себе водки, понюхал и отодвинул рюмку.
— Нет, не буду мешать одно с другим. Коли сын пьёт коньяк, и я буду коньяк. Как и положено, по-братски.
Я налил отцу коньяку. Он поднял рюмку и произнёс:
— Иные полагают, будто жизнь — она долго тянется. Куда там! Это мир вечен, а жизнь коротка. Когда молод, чудится, что нет ей ни конца, ни краю, на самом-то деле не успеешь оглянуться, как она позади. Ошибёшься — пропал, исправить ошибку нету времени. Потому жить надо так, чтобы не допускать ошибок. Это, кто спорит, очень нелегко, но всё-таки надо стараться всегда быть чистым. Даже если всё кругом заляпано грязью, постарайся быть справедливым. Кровь из носу, но сделай так, чтобы на закате своих дней можно было сказать не кому-то, но самому себе: я прожил отмеренные мне сроки праведно, трудился в поте лица, зла никому не творил, ибо жизнь и впрямь даётся лишь однажды, второй жизни не бывать. И, в общем, не важно, коротка жизнь или длинна. Важно прожить её без ошибок. Жаль, что люди поздно это разумеют, когда нет уже ни времени, ни возможности вернуться назад. Господь заповедовал Адаму добывать насущный хлеб в поте лица, забывать этого человек не должен. А что пришло к тебе по кривой дорожке, по той же дорожке и уйдёт.
Отец замолчал на пару минут, после чего продолжил:
— Библия, которую ты мне подарил, лежит в другой комнате, я постоянно её читаю. Самая древняя и самая мудрая из всех книг. Много чего я из неё почерпнул. Например, уподобимся воде, пролившейся на землю, а не песчинке, подхваченной ветром. Или: возлюбите друг друга. Между прочим, в Коране, священной книге мусульман, заповедано то же самое: любите ближних и живите с ними в мире и во благе, а не во зле и вражде. Вдумайся, до чего мудро… Будь здоров, сынок, да убережёт тебя Бог от бед и напастей. Для честного человека нет худшего оскорбления, чем несправедливо или злонамеренно обвинить его — ты, мол, нечестен. Пусть Бог всегда тебя наставляет на путь истинный, сынок, чтобы не натыкаться на камни. Помни, счастлив тот, кто пропускает мимо ушей советы злопыхателей, не идёт за грешниками и не солидарен с преступниками, но делает добрые дела и радуется им. И сознаёт, что завтра ему воздастся сторицей. Как сказано в Священном Писании, такой человек подобен плодовому дереву, посаженному над потоком воды. На этом дереве зреют плоды, а листва не опадает. Такому человеку во всём будет сопутствовать удача. Твоё здоровье! Приезжай почаще, чтобы нам не тосковать подолгу.
Отец выпил, опять поморщился. Но недовольства не выразил.
— Клопами вроде бы не пахнет, — заключил он.
— Выпьешь ещё — фиалками запахнет, — рассмеялась мама.
— Верно говорит, — добродушно улыбнулся отец. — Наливай, лучше пустая голова, чем пустой стакан.
Мама поставила на стол поджаренную зелёную фасоль. Глубокое блюдо исходило паром. Аппетитный запах свежей фасоли заполнил комнату.
— Ух… Карабахом запахло, — воодушевился отец. — Нет, что ни говори, вкус у карабахской фасоли особый, и воздух там особый, и вода. Даже сравнить не с чем. И народ особый — честный, трудолюбивый, отважный, геройский. Какой ещё малый народ дал в Отечественную войну столько героев? А маршалов? А генералов? Несколько десятков! А славные военачальники царской армии? А население Карабаха — горстка народу. Видел ты такое где-нибудь ещё? Не видел.
Отец насупился, задумчиво уставился в одну точку, тяжело покачал головой и грустно добавил:
— Жаль, никто этого не ценит. Москва не ценила прежде и нынче не ценит вековую преданность и верность армян. — Он умолк ненадолго и с горечью добавил: — Будь я владетелем Карабаха, поставил бы в его центре высоченный обелиск и высек бы громадными буквами: «В память всех тех, кто погиб и погибнет во имя Карабаха».
— Перестань, не мути ребёнку душу! — перебила его возмущённая мама. — Тысячу раз мы всё это слышали, а проку
